Для названия своего опубликованного в "Знамени" (N5, 2003) "Конспекта романа" Олеся Николаева взяла таинственные библейские письмена "Мене, текел, фарес". Согласно Книге пророка Даниила, эти слова появились на стене царских чертогов вавилонского властителя Валтасара в разгар многолюдного пиршества. Пророк Даниил истолковал их как Божие предначертание: исчислено царство твое, ты взвешен и найден очень легким, царство твое отдано другим. Тонкий лирический поэт и прозаик Олеся Николаева - человек верующий, что чувствуется в ее произведениях даже на мирские сюжеты. А "Конспект романа" посвящен непосредственно церковным людям, причем самому строгому в этой среде чину - монашеству и старцам. Так сказать, монастырским будням, свидетелем которых оказывается автор. Тема "богостроительства" становится в литературе популярной. Журнал "Дружба народов" недавно провел дискуссию "Современная русская проза в поисках Бога". В "Новом мире" (N 5, 2003) два критика обсуждают длинное и претенциозное сочинение Елены Чижовой "Лавра", напечатанное в прошлом году в журнале "Звезда". Если бы "Конспект романа" Олеси Николаевой вышел раньше, он бы наверняка угодил в это дискуссионное поле, оказавшись в русле общей тенденции. Но ярко талантливая вещь всегда стоит особняком. В противовес грозному заголовку стиль ее повествования легкий, если не сказать шутливый, виртуозно соединенный с почтительностью. Да и как без тени улыбки живописать, например, историю о встрече монахов с американской бизнес-леди, прибывшей в русскую обитель в поисках "экологически чистого" отца для будущего ребенка? Или о "братках", возмечтавших за 200 тысяч в валюте похоронить убиенного Виталю в монастырских пещерах, рядом с праведниками? И отпели, и похоронили, и в голове настоятеля "тотчас же заработало-застрекотало... Да эти деньги - так только дыры залатать: все ведь в монастыре ветхое, прогнившее, истлевшее от времени и его бурь". Или о "расстреле" сторожем-монахом воинской роты, собравшейся под покровом темноты поживиться монастырскими овощами? Церковная жизнь дает наблюдательному автору неисчислимые поводы для иронии (один из них - московская община религиозных неофитов-интеллектуалов), однако насмешливость автора не заслоняет, а лишь подчеркивает совсем другие, глубоко богословские (они же человеческие) проблемы, которыми насыщена ее внешне будто бы бесхитростная повесть: о смысле жизни, о вере и неверии, о том, как противиться искушению, о трудности смирения, послушания и любви. В центре повествования - трагическая мятущаяся фигура иконописца игумена Ерма, который увлекается то старообрядцами, то византийской школой, а в результате склоняется к католичеству, что ему не прощается, и в конце романа он растворяется в неведомых далях. Автор не обличает, как это модно сегодня, церковных иерархов, в череде монахов и старцев Олеся Николаева показывает нас самих, только, может быть, лучших, как лучше и достойнее бывают люди, верные совести, выполняющие взятый на себя долг и не забывающие о том, что библейское пророчество (в обиходе переводимое как "взвешено, сочтено, измерено") обращено к каждому из живущих. Ольга Мартыненко 20 августа 2003 г. |
