ПРЕДЫДУЩАЯ ЧАСТЬ - ЗДЕСЬ... В деле сохранились следующие письма: 1. Письма священномученика Макария к Р.А. Ржевской за 21-31 июля 1934 года –всего 648. По сути их можно назвать "дневником в письмах": тогда Р.А. Ржевская временно уехала к родственникам на юг страны (возможно, в Балаклаву), и владыка Макарий ежедневно во всех деталях излагал ей свою жизнь, периодически отсылая письма адресату. 2. Письмо епископу Макарию от 4 августа 1934 года, подписанное "Е. И.", - видимо, от священномученика епископа Иоасафа (Жевахова), сохранилось лишь в машинописной копии (49). 3. Письмо владыке Макарию от 21 августа 1934 года без подписи – можно предполагать, что его автором являлся епископ Парфений (Брянских). Сохранилось лишь в машинописной копии (50). 4. Письмо епископу Макарию от 16 сентября 1934 года, подписанное "недост. пр. Н."; согласно описи (см. приложение № 13), его автором должен являться протоиерей Николай Пискановский, известный иосифлянский деятель. Имеется в деле в оригинале и в машинописной копии (51). К документу отец Николай прилагал копию одного из писем священномученика митрополита Кирилла с указанием: "Посылаю Вам первый листик письма М[итрополита] Кирилла, если у Вас его нет, то в следующий раз буду присылать продолжение его". 5. Письмо владыке Макарию (?), полученное 21 сентября 1934 года, от неизвестного лица (возможно, священнослужителя из Луганска) – сохранилось лишь в машинописной копии (52). В целом отметим, что авторство вышеперечисленных документов устанавливается: без сомнений (по содержанию и почерку) для писем самого епископа Макария к Р.А. Ржевской (п. 1); очень вероятно – для писем протоиерея Николая Пискановского (п. 4) и епископа Иоасафа (п. 3, с учетом содержания писем из п. 1); предположительно – для письма епископа Парфения (?) (п. 3); невозможно установить – п. 5. Добавим, что для п. 5 формально не очевидно то, что письмо было направлено именно владыке Макарию; для п. 2 адресат устанавливается из контекста, для п. 3 – из приведенного в копии адреса, для п. 4 – из пометки на письме, сделанной рукой священномученика. О том, что некоторые письма действительно приходили на адрес Е.Г. Ковыряловой, свидетельствует фрагмент из письма епископа Макария к Р.А. Ржевской от 21 июля 1934 года: "От Евд[окии] Гр[игорьевны] получил письмо от сына Иоас[афа]" (53). Однако тот же епископ Иоасаф указывал (п. 2), что корреспонденция посылается и на домашний адрес владыки Макария. В переписке и сам священномученик Макарий, и его корреспонденты по вполне понятным причинам использовали условные имена и иносказания. Так, в письме предположительно епископа Парфения говорится о "Кафадуле", "блаженном" и "Бауманском общежитии" (54). Сам владыка Макарий в письме к Р.А. Ржевской именует митрополита Сергия "Иваном Николаевичем": "Мой гость [Н.И. Серебрянский] придется по душе моей мамочке [Ржевской], ибо он с таким же чувством относится к Ив[ану] Ник[олаевичу], как и она" (55). В таком же письме епископ Макарий эвфемически называет лишение свободы "командировкой": "Пишет Олег, что он находится за Байкалом; сначала работал по устройству вторых жел[езно] дорожных путей, а теперь – в совхозе. Жалуется, что потерял здоровья на 60 %. Потерял два зуба. Чувствует затруднение в продовольствии, а особенно в жирах. Послан в командировку на пять лет. Сейчас прожил три месяца на третий год" (56). Однако в письме протоиерея Николая Пискановского (отметим – посланном владыке прямо на его домашний адрес) обо всех лицах и обстоятельствах говорится вполне откровенно, без иносказаний (57). Изучение корреспонденции священномученика позволяет предположить: следственными протоколами характер переписки епископа Макария был намеренно искажен с целью доказать его активную роль в деятельности Истинно-Православной Церкви. К примеру, сохранившееся письмо отца Николая Пискановского не имеет никакого конспирологического смысла или подтекста, а епископ Иоасаф (Жевахов) вообще не говорит в своем письме об Истинном Православии - зато упоминает о собственном докладе в советский орган: "Сейчас пишу обширный доклад в ВЦИК, в комиссию по культам (вероятно страниц на 80), надеясь, что мое оповещение всего (невидимого центру) происходящего на периферии, чему я был свидетелем, сыграет роль в деле изменения в курсе отношений к нашему брату" (58). Подлинные письма священномученика Макария к Р.А. Ржевской тем более ценны для нас, что детально изображают повседневную жизнь владыки незадолго до ареста. Епископ Макарий живет довольно замкнуто, общаясь лишь с ограниченным кругом близких людей; ежедневно посещает храм (отметим – "сергиевский"), заботится о своем огороде, несколько тяготится бытовыми проблемами, переживает по поводу сложных взаимоотношений с М.И. Сегеркранц (59). При этом он ведет обширную переписку со своими корреспондентами – представителями самых различных церковных кругов, от активного и убежденного "иосифлянина" протоиерея Николая Пискановского до умеренного "сергиевца" священномученика Иоасафа и (с учетом сделанной выше оговорки) неизвестного украинского священнослужителя; последнему владыка отнюдь не внушает "уходить в катакомбы", но советует - как, используя советское законодательство, уменьшить взимаемый со священнослужителей налог. Если доверять свидетельству протокола допроса 22 октября 1934 года, во время поездки на Украину епископ Макарий даже собирался встретиться с митрополитом Константином по вопросу помощи нуждающимся клирикам. Приведем также фрагмент протокола допроса служившего в Александро-Антониновской церкви протоиерея Иоанна Гарского (60) (конечно, в достоверности этого документа можно сомневаться, однако следует учесть: по воспоминаниям родственников протоиерея Павла Острогского (61), отец Иоанн относился к своему сослужителю и его друзьям резко отрицательно): "С Кармазиным, Ржевской и Сегеркранц я познакомился в начале 1934 г. через Острогского Павла, который за одной из служб сказал мне, что наша церковь будет посещаема владыкой Макарием и что к нему нужно всему причту относиться как к епископу, подходить под благословение и т.п. В этот же день я и был представлен Кармазину. Через несколько служб, за которыми Кармазин присутствовал только как молящийся, он стал вести себя как правящий епископ, напр[имер], отменил практику приношения просфор по средам и пятницам великого поста, через Острогского ввел систему подхода к нему под благословение причта перед службой и после службы <…>" (62). Такое поведение епископа в "сергиевском" храме и его внимание к проблемам "сергиевских" клириков никак не согласуются с образом идеолога Истинно-Православной Церкви. Тем более неуместно приписывать владыке Макарию мнение о безблагодатности "сергиевской" иерархии (63). Следует обратить внимание и на пометки (подчеркивания и отчеркивания), сделанные в текстах писем, несомненно, следователями. Сравнение этих помет с обвинениями, предъявленными епископу Макарию, само по себе весьма красноречиво. Некоторые фразы владыки из писем к Р.А. Ржевской могут вызвать смущение у читателя слишком, казалось бы, откровенным выражением симпатий епископа Макария к своей помощнице. Но будем помнить: эти письма – свидетельство личных взаимоотношений двух пожилых, очень близких друг другу людей, связанных совместно перенесенными скорбями. Даже следователи НКВД, которых трудно заподозрить в излишней тактичности, ни в одном из протоколов не позволили себе фривольных намеков по данному поводу. * * * Отдельно рассмотрим два принципиальных вопроса: как епископ Макарий относился лично к митрополиту Сергию (Страгородскому) и имелась ли на квартире священномученика "нелегальная" церковь. Согласно протоколам из следственного дела, владыка Макарий якобы относился к митрополиту Сергию резко отрицательно. Приведем несколько фрагментов (кроме процитированного выше допроса владыки Макария от 22 октября): 2 октября 1934 года, допрос епископа Макария: "Митрополита Сергия как главу русской церкви я не признаю и его осуждаю за его нерешительную политику к Советской власти и неправильное интервью, данное им в 1930 году иностранным корреспондентам" (64). 16 октября, допрос Н.А. Аракина: "С первых же дней после своего поселения в Селищах Кармазин стал известен как истинно-православный епископ, не признающий сергиевскую церковь как лояльно относящуюся к Советской власти, устроил у себя в квартире нелегальную домашнюю церковь, организовал вокруг себя группу единомышленников, в которую входили: три монахини, проживающие в церковн[ой] сторожке, священник Селищенской церкви – Острогский, его жена и Ржевская. Все вышеперечисленные лица часто посещали Кармазина. Острогский, его жена, монахиня Рахиль, а впоследствии и бывш[ий] профессор Серебрянский 3-4 раза в месяц вечерами собирались в квартире Кармазина и Ржевской, где обсуждали вопросы о положении русской церкви, духовенства и религии" (65). 3 ноября, допрос Н.И. Серебрянского: "Наши встречи и беседы (с участием др[угих] лиц, в частности Ржевской, Острогского) в большинстве своем проходили в квартире Кармазина. Иногда мы собирались и в квартире Острогского. Кроме церковных вопросов, затрагиваемых Кармазиным, который резко осуждал политику митрополита Сергия, приведшего церковь к катастрофе и лишившего церковь свободы, обсуждались иногда и вопросы политического характера, в частности вопрос о тактике церкви после решений 17 партсъезда, по которому Кармазин заявлял, что легальная церковь просуществует не больше 2-х лет" (66). 27 ноября, допрос диакона Павла Калинникова (67): "В тех случаях, когда мне приходилось бывать в общении с епископом Макарием Кармазиным, а заходил я к нему в церковные праздники вместе с др[угим] притчем (68) – священником Павлом Острогским и Иоанном Гарским, в наших беседах с епископом Макарием последний каждый раз высказывал свое недовольство на трудность жизни при Советской власти. Были случаи, когда он нам рассказывал о голоде на Украине и массовой смертности от недоедания. Точно сказать, когда именно велись эти разговоры, сейчас затрудняюсь. В этих же беседах Макарий отрицательно относился к митрополиту Сергию, не признавал его за главу русской церкви, за его лояльность к советской власти. Припоминаю такой случай, когда Макарий сделал мне замечание, что я за богослужением поминаю Сергия" (69). 11 октября 1934 года, допрос протоиерея Павла Острогского: "В этой же беседе [епископа Макария с отцом Павлом первый], не признавая митрополита Сергия за главу русской церкви, осуждал его за неправильную политику к Советской власти, за признание последней и неправильное интервью, данное им иностранным корреспондентам в 1930 г., а также и за извращение канонов" (70). В последнем случае нельзя не обратить внимание на текстуальное сходство показаний, якобы данных епископом Макарием (2 октября) и отцом Павлом Острогским – что, на наш взгляд, свидетельствует принадлежность этих формулировок не допрашиваемым, а следователю. В письмах самого священномученика Макария его личное отношение к митрополиту Сергию прямо не оговаривается. Однако нельзя не обратить внимания на тот факт, что владыка Макарий ежедневно посещал Александро-Антониновский храм и молился за богослужениями, на которых возносилось имя митрополита. Заслуживает внимания и то, как писал владыка Макарий Р.А. Ржевской о священномученике Иоасафе 21 июля: "От Евд[окии] Гр[игорьевны] получил письмо от сына Иоас[афа], который говорит, что он согласен со мной в оценке Ив[ана] Ник[олаевича], но мы к цели подходим разными путями. Опять он подчеркивает, что Ив[ан] Ник[олаевич] высокой личной жизни и говорит, что Господь карает церковь за наши грехи…" (71). Таким образом, на основании писем можно предполагать, что реальная оценка священномучеником личности митрополита Сергия весьма отличалась от позиции, изложенной в протоколах следственного дела. Добавим, что в бумагах, изъятых у епископа Макария, имелся текст Послания (Декларации) Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Временного при нем Патриаршего Священного Синода об отношении к существующей гражданской власти от 16/29 июля 1927 года (72). * * * Характерным признаком катакомбной церковности являлось совершение тайных богослужений. Это, в частности, ставилось в вину священномученику Макарию и было одним из мотивов его осуждения. Более того, в протоколах следственного дела от имени епископа Макария утверждалось, что он получал инструктивные указания "об организации нелегальных домашних церквей" (73). Но в материалах дела не имеется других примеров устроения тайных церквей кроме той, которая будто бы имелась на квартире владыки. Допрос епископа Макария 13 октября 1934 года: "При моей квартире существовавшая нелегальная церковь мной была организована с приездом меня в г. Кострому, т-е (74) в 1933 году, где периодически мной лично совершались тайные богослужения. На одном из совершаемых богослужений а/в (75) профессор истории Серебрянский выполнял роль псаломщика, кроме того, на богослужениях присутствовали Ржевская Раиса Ал[екса]ндровна и Ржевская Ольга Людвиговна" (76). Его же – 1 ноября: "Нелегальные церкви были созданы мною – Кармазиным в ноябре м[еся]це 1933 г. в с. Селищах Костромского р[айо]на с организацией при ней группы ревнителей православия. В нелегальную деятельность домашней церкви и в группу ревнителей мною были вовлечены: священник Павел Острогский (который впоследствии был моим духовником), монахини Рахиль, Митродора и Таисия" (77). Весьма показательно, что сначала слово "церковь" звучит во множественном числе, а затем – уже в единственном. Допрос Н.А. Аракина 16 октября: "Кармазин <…> устроил у себя в квартире нелегальную домашнюю церковь" (78). Допрос Н.И. Серебрянского 3 ноября: "Проживая в с. Селищах, Кармазин создал нелегальную церковь у себя на квартире и устраивал нелегальные службы. На одной из таких служб был использован и я в качестве псаломщика. За этой службой им были причащены проживающие в одной квартире с ним Ржевская Раиса Александровна и ее мать" (79). Допрос его же 10 ноября: "Вопрос: Какие программно-политические установки ставит "истинно-православная церковь", к которой принадлежит Кармазин? Ответ: Из тех проведенных Кармазиным со мною бесед видно, что программно-политические установки "истинно-православной церкви" основаны на: 1. Построении всей церковной деятельности и жизни на платформе решений Поместного собора 1917 г., которыми все верующее население призывалось к открытой борьбе с Советской властью, 2. Насаждение тайных церквей на дому по типу "древняго (80) христианства", объединение вокруг них духовенства, монашества и церковников-мирян <…>" (81). Допрос протоиерея Павла Острогского 13 октября: "Вопрос: Что Вам известно о существовании нелегальной церкви у Кармазина? Ответ: Мне известно, что такую церковь Кармазин имеет. Примерно месяц тому назад он устраивал у себя в квартире богослужение. В качестве псаломщика при богослужении был административно-высланный профессор-историк Серебрянский Николай Ильич. Во время богослужения Кармазин причащал проживающую у него на квартире старуху Ольгу. Вопрос: Кто присутствовал за богослужением? Ответ: Мне известно, что за богослужением присутствовали: Серебрянский Николай Ильич, Ржевская Раиса Александровна и старуха Ольга" (82). В противоречии с приведенными выше цитатами в протоколе допроса Р.А. Ржевской 26 ноября о якобы имевшейся на квартире владыки церкви говорится совсем другое: "Вопрос: Что Вам известно о существовании нелегальной церкви в квартире епископа Макария и совершались ли тайные богослужения, на одном из которых профессор истории Серебрянский выполнял роль псаломщика? Ответ: Нелегальной церкви в квартире Кармазина не существовало и нелегальных служб, на которых бы профессор истории Серебрянский выполнял роль псаломщика, не было. Молебны и панихиды бывали, которые совершал епископ Макарий Кармазин только для себя, иногда в моем присутствии" (83). В тот же день была проведена очная ставка Р.А. Ржевской и Н.И. Серебрянского, которая не дала желаемого для следователей результата: "[Серебрянский:] Утром 5/IX ко мне к квартире подошел Кармазин и пригласил зайти к нему на квартиру в 7 час[ов] утра. Я пришел к 7 ½, т.е. когда уже литургия началась. Кармазин попросил меня помочь ему отслужить литургию, что я и исполнил. За литургией присутствовали Ржевская Раиса Александровна и ее мать, которые причащались Кармазиным. Об этом мною было рассказано в тот же день священнику Павлу Острогскому. <…> [Ржевская:] Показание свидетеля Серебрянского, изложенное в настоящем протоколе, отрицаю" (84). Продолжение следует... ПРИМЕЧАНИЯ: 48 - ГАНИКО, ф. 3656, оп. 2, д. 6179-с, ч. 2, лл. 12-23об. 49 - Там же, л. 33. 50 - Там же, л. 34. 51 - Там же, лл. 24-27. 52 - Там же, лл. 35-37. 53 - Там же, л. 13. 54 - Там же, л. 34. 55 - Там же, л. 13об. 56 - Там же, л. 17. 57 - Там же, лл. 24-25об. 58 - Там же, л. 33. 59 - Характерен следующий фрагмент из допроса М. И. Сегеркранц 8 октября 1934: "Освободившись из концлагеря в 1933 г., я поселилась в Вязьме у своей сестры Ржевской Р. А., проживавшей вместе со своим родственником – епископом Кармазиным, находящимся на покое. Вместе с ними я и приехала в Кострому. С августа мес[яца 1934 года] я отделилась от них вследствие некоторых трений с Кармазиным, а через это и с Ржевской как с очень религиозными людьми. Жить вместе с ними для меня была вторая ссылка, но меня удерживало мое положение…" (ГАНИКО, ф. 3656, оп. 2, д. 6179-с, ч. 1, л. 101). 60 - Гарский, Иван Иванович (1869-1935) – протоиерей, клирик Александро-Антониновского храма, в ноябре 1934 упоминается как его настоятель. 61 - Сообщено автору внучкой протоиерея Павла Н. Б. Острогской, проживающей в Костроме. 62 - ГАНИКО, ф. 3656, оп. 2, д. 6179-с, ч. 1, лл. 66-66об. 63 - Например: "Епископ Макарий (Кармазин), в 1934 году заявлявший следователю, что он "вел и будет продолжать борьбу с обновленцами-сергиевцами", в 1936 году не усомнился принять к себе "сергиевского" епископа Порфирия (Гулевича) и жить с ним в одном доме на станции Уш-Тоб. Очевидно, трудно было думать о безблагодатности "сергиевского" иерарха, когда находишься с ним в одинаково тягостном ссыльном положении" (Мазырин Александр, иерей. Указ. соч., с. 177). 64 - ГАНИКО, ф. 3656, оп. 2, д. 6179-с, ч. 1, л. 8. 65 - Там же, л. 34. 66 - Там же, л. 36об. 67 - Калинников, Павел Викторович (1872-?) – диакон Александро-Антониновского храма. 68 - Так в тексте. 69 - ГАНИКО, ф. 3656, оп. 2, д. 6179-с, ч. 1, л. 41. 70 - Там же, л. 51об. 71 - ГАНИКО, ф. 3656, оп. 2, д. 6179-с, ч. 2, л. 13. 72 - Машинописная копия: ГАНИКО, ф. 3656, оп. 2, д. 6179-с, ч. 2, лл. 29-32. 73 - ГАНИКО, ф. 3656, оп. 2, д. 6179-с, ч. 1, л. 20. 74 - То есть. 75 - Административно-высланный. 76 - ГАНИКО, ф. 3656, оп. 2, д. 6179-с, ч. 1, л. 14. То, что в тексте протокола Ольга Людвиговна (мать Р. А. Ржевской, получившей свою фамилию от мужа, см. прим. 9) также именуется Ржевской – факт, позволяющий усомниться в достоверности этого документа. 77 - Там же, л. 28об. 78 - Там же, л. 34. 79 - Там же, л. 36. 80 - Так в тексте. 81 - ГАНИКО, ф. 3656, оп. 2, д. 6179-с, ч. 1, л. 37. 82 - Там же, л. 52. Подпись допрашиваемого имеет явные признаки фальсификации. 83 - Там же, л. 81. 84 - Там же, л. 82. |
